Ээва-Мария

На берегах его
Повесили мы наши арфы...» Слышу голос капеллана:
— Родные и друзья! Вы его знали. Я его знал. Он себя работой в могилу свел. И это не зависе­ло от какого-нибудь строя. Он был такого покроя человек, который уморит себя работой, живи он в нищете или в роскоши. Он был счастливым че­ловеком. Он говорил: «Я для общего блага людей ничего другого не умею делать, как работу ко­жевника. Таким образом я помогаю развитию и делу мира. Потому у меня и сил хватает. Это для меня не просто ремесло. Мать меня этому делу обучила. Оттого у меня к делу кожевенному и душа лежит. Как у вас к пению псалмов, пастор». Вихтори был мастер. Мастер как никто из нас. Но человечество все еще сурово, обнажено и не­счастливо, как эта декабрьская земля у нас под ногами. И тяжело, и серо небо над нашими голо­вами.
Друзья, еще солнце не озаряет высоты челове­чества сейчас, когда провожаем этого труженика. Виктор Кюнсилехто — «земля еси и в землю оты-деши...»
бы облеплены: «Революция!» «Власть беднякам!» «Совет народных уполномоченных». И как это Пени собирается всю семью прокормить? Никогда так тяжело не казалось свинью резать. Своя свинушка, сама ее кормила, сама почесы­вала. А резать приходится — будто воровать со­бираешься.
Эмма в чане лучше сохранится, чем на своих но­гах.
Визжит так, чтобы и вся Красная гвардия и ко­миссия по продразверстке слышали.
Что ты удивляешься, Пени?.. Да-да, в Фин­
ляндии революция и власть в руках народа. Но
вашу власть есть нельзя... Ты, Пени, нашу Линду
не видел там, в революции?
Нет, не видел. А у тебя не найдется красный
материал?
Для чего?
Для штаба. Нужны повязки на рукава.
Что, так бедна эта народная власть, что да­
же красного ситцу нету?  Ну, поищу.   Дрожжей
нет, а вы думаете красными повязками мир лучше
сделать? Я не из-за повязок плачу, не из-за крас­
ных или белых... Из этой материи   я Уно шила...
Материя хорошая. Только не годится она как ку­
мач революции, ведь она с цветочками...
Слушай, Пени, если ты думаешь, что мир станет
лучше оттого, что вы будете разгуливать с крас­
ными повязками на рукавах,  то я ее покрашу —
материю эту. Пусть у тебя не будет недостатка
в красном.
Антракт
16
Если бы я обеих свиней зарезала   до рождества, то одна была бы уже давно съедена и от другой бы уже немного оставалось. Хорошо   что прибе­регла вторую. Куда же все делись?
— Онни, Онни!..
И тот исчез. Мал он еще, чтоб одному   бродить, будь строй красный или белый. Даже дрожжей нет. Плакатами только все стол-

Часть вторая
по духу белогвардеец. Мои сослуживцы с желез­ной дороги могут за мной прийти, чтобы забрать в Красную гвардию или арестовать.
В чулане спрячься, за мешком с мукой.
Там холодно. Я думал, может, дверь запрем?
Сюда они не догадаются прийти   за мной,   ведь
Пени — красный.
А я, по-твоему, кто — красная или белая?
Вы — нейтральная.
—Ну тогда не разговаривай. Снимай пальто и оставайся, если хочешь. Тебе никуда не надо ид­ти, если б даже и пришли за тобой. Не стоит пря­таться.
18
17
Ээва-Мария. На следующий день приходят экспроприаторы. Трое парней со штыками на вин­товках, с ремнями от ранцев на груди.
Вот у нас квитанция из штаба. Так что надо
бы вам сейчас... по приказу из штаба... нам... это­
го, того... свинью сдать.
Вот, значит, куда дошло сведение о том, что
я третьего дня свинью зарезала. Быстро молва
об этой свинье катится! Ну и сузился мир, коль
мои малые свинячьи дела доходят аж до штаба.
Если ваша революция так слаба, что на моей сви­