Клетка

Отец. Но есть же что-то, что отличает нас от других, согласись, есть. Я не претендую, чтобы ты видел в нас весь мир, но харак­тер, скажем, или хотя бы черты лица!
Муж. Если бы все были одинаковы и на ли­цо! Однако насчет того, что выражает ли­цо — или мы только думаем, что выража­ет, — можно сделать очень большую ошиб­ку. (Отцу.) Возьмем, к примеру, вас. Эти ваши глаза, которые живут почти сами по себе, как у жабы, а дальше — выдающий­ся вперед подбородок, несимметричные ще­ки, эти морщины, едва намеченные губы — словом, типичные признаки жадности, не­вероятной тупости, подхалимства... В об­щем, ходячий унитаз, да и только.
Отец. Эй, ты что! Не много ли себе позволя­ешь?
Муж. Вот именно. А ведь место, которое вы за­нимаете, уважение, которым пользуетесь в нашем обществе, доказывает как раз об­ратное. Разве не так?
Отец. Еще бы! Конечно!
Муж. Видите? То же самое и синьора. Возмож­но, лицо синьоры, с этим ее мясистым ртом, ноздрями, зубами, или же этот лоб, такой тонкий по рисунку, но невыразитель­ный, возможно, все это и не несет на себе отпечатка...
Мать. Отпечатка чего, Гвидо?
Муж. Нет, возможно, все это и не несет ника­кого особенного отпечатка. В общем, я хо­тел сказать, что вы оба очень разные, и различие между вами — это как... Ну, не знаю: флаг, надутый ветром, в лучшем смысле слова, конечно, и, с другой сторо­ны, лишайник.
Отец. Ну и что?
Муж. В каком смысле — ну и что?
Отец. Вывод-то какой?
Муж. А вы еще не поняли?
Отец. Нет.
Мать. Я почти ничего не поняла.
Муж. О господи!
В этот момент из двери справа    выходит женщина-врач, Психиатр.
Те же и Психиатр.
Психиатр. Ш-шш! (Она еще не закрыла дверь и обращается к кому-то внутри ком­наты.)

Муж (вполголоса). Эту вашу двойственность Клаудиа, вероятно, несет в себе от рожде­ния. Ведь это противоречие, верно? Воз­можно, она только и следовала ему, вплоть до крайности.
Психиатр. Да, дорогая, хорошо! (Закрывает дверь и поворачивается.) Диагноз, да и только, если я правильно поняла.
Мать. Чего хотела Клаудиа?
Психиатр. Чтобы вы говорили потише. Дай­те же мне сесть, я устала.
Отец. Чаю?
Психиатр. Спасибо, с удовольствием.
Отец (наливая чай). В такие моменты, как этот, нет ничего лучше чая.
Мать. Как она?
Психиатр. Все еще в состоянии шока, разу­меется. Время от времени стонет, вы это слышали, у нее, конечно, кошмары, а у ко­го бы их не было? Но думаю, что причин для беспокойства больше нет.
Мать. Скажите, доктор, вы тоже убеждены,что это...
Психиатр. Самоубийство? Самоубийство — простое понятие, когда оно совершено. Ес­ли же речь идет о попытке, то совсем дру­гое дело. Чтобы выброситься, в ее распоря­жении была вся терраса, а она выбрала левый угол. В любом другом случае она упала бы на цемент, а так оказалась на мягкой почве сада: можно ли исключить расчет, пусть даже и осенивший ее в по­следний момент? Тогда почему? Эксгиби­ционизм? Если же расчета не было... Впро­чем, в обоих случаях в основе, несомненно, лежит душевное расстройство, причем не­легкое.
Муж. В основе — где? В материнском чреве? Или же это обычная травма пятилетнего возраста?
Мать. Вы сказали предположительно: «возмож­но». Но разве не вы ее лечили?
Психиатр. К сожалению, лишь в последние шесть месяцев.
Муж. Отдаете себе отчет в вашей небрежности, синьора? Вам следовало привести ее к вра­чу, когда девочка еще ходила в школу и писала палочки.
Психиатр. Ваша дочь, бесспорно, нелегкий случай.
Муж. Ах, вот как, существуют, значит, легкие случаи?