Клетка

Психиатр. Трефы. Он казался профессиона­лом, холодным, не теряющим самооблада-
ния. Но я заметила в нем сразу многое: нежную и страстную силу. Он смотрит на меня и говорит: черва.
Муж. Черви!
Психиатр. Черви. А я говорю: два раза тре­фы. Он внимательно изучает меня и, не опуская взгляда на карты, произносит: два раза черви. Тогда во мне что-то происхо­дит, как будто внутренний взрыв, и я отве­чаю: трижды трефы. Он дышал ровно, гла­за его были чисты. Волны беспокойства глушили мои чувства, а он говорил бес­страстно: трижды черви. Что мне остава­лось делать, мне казалось, что выбора ни­какого, и я сказала тогда: четырежды тре­фы. На миг почудилось, что он распаляется и уже смотрит на меня так, будто возбуж­ден сделанным открытием. И говорит: че­тырежды черви. Понимаете? Четырежды черви.
Муж.  Конечно, он боялся оказаться    в    луже.
Психиатр. Ничего подобного. Эти символы объединяли нас и уже связывали навсегда... Нас подхватил...
Муж. Представляю себя.
Психиатр. ...вихрь чувств. (После паузы.) Наш брак длился три месяца. Это была не­скончаемая иллюзия.
Мать. И с опытом трехмесячного брака за пле­чами вы принялись лечить нашу дочь!
Психиатр. За эти три месяца я испытала все, что только может познать женщина.
Муж. И унижение? И стыд? И злость?
Психиатр (долго смотрит на Мужа). Да, все испытала.
Муж. Теперь понимаю.
Отец. А я вас как понимаю! День, утро, да что я говорю? Мгновение — и прошла вся жизнь.
Психиатр. Именно так.
Муж. В клетках головного мозга.
Отец. И в плоти тоже.
Психиатр. Да, в плоти.
Муж. Дважды два — четыре: в плоти.
Психиатр.   Жизнь — маленькими    глотками.
Муж. Плоть медлительна, доктор. (Матери.) Вы согласны со мной, синьора!
Мать. Скука!
Психиатр (Мужу). Вы несчастны, Клаудиа была права. Не заговорить о вас было бы невозможно, ведь так?
Отец. Я бы счел за честь, прости!
Любовник. В этом смысле мне тоже .приходи­лось иногда говорить с Клаудией о вас.
Психиатр. Думаете, я развлекаюсь? Вы себе не представляете, что значит вытянуть из человека все самое сокровенное и препари­ровать это, все время препарировать.
Муж. Смените профессию.
Психиатр. Охотно, если бы могла. Особенно если приходится сталкиваться с предрассуд-

ками и непониманием, которыми окружена наша работа.
Муж. Не отвлекайтесь от Клаудии, от ваших с ней отношений. Каковы они были? Чистыми, нейтральными, объективными?
Психиатр. Такого вообще не бывает.
Муж. Приятно слышать, но мне этого недоста­точно. Клаудиа рассказывала мне все о ва­ших сеансах.
Психиатр. Да, я знаю, она мне говорила об этом. И знаю, что потом сообщала об этом и вам.
Любовник. Она и мне рассказывала: о вас, о том, что она сообщала ему о сеансах, о нем, о том, что она признавалась вам, что рас­сказала все ему о его (показывает на Му­жа) реакции на эту откровенность... Ее рас­сказы становились все сложнее, все запу­таннее. Последний, это было позавчера, про­должался пять часов.
Муж. А результат всего этого? Тот, что моя же­на очень беспокоилась за вас.
Психиатр. За меня? Вот это здорово!
Муж. Она не все сказала вам, доктор. Она, на­верно, не говорила вам о том, что некото­рые ваши слова или фразы казались ей про­диктованными болезненным интересом или, еще хуже, завистью и ревностью. Поэтому она боялась за вас.
Психиатр. Я не верю вам, я знаю Клаудию, это неправда.
Любовник. Она и мне это говорила.
Психиатр. Даже ему! Это ложь, низкая ложь. Тоска — да, масса желаний — возможно, как у всех, впрочем. Как (Мужу) у вас, как (Любовнику) у него.