LUV

Милт: Не знаю, Гарри, я не знаю. (освобождается, поправляет галстук и пр.)
Гарри: Я слепну и перестаю видеть. Все это происходит как-то автоматически. Как-то неконтролируемо.
Милт: Но ведь можно что-нибудь сделать?
Гарри (прикладывает ладонь к уху, притворяясь глухим, громко): Что ты сказал, Милт?
Милт: Я сказал: «Наверное, можно это исправить…»
Гарри: Я не слышу тебя, Милт. Говори медленно, я попытаюсь прочесть по губам.
Милт (произнося медленно, громко и внятно): Я сказал: «Наверное, можно это исправить»
Гарри (вдруг; спокойно): Сейчас я тебя слышу, Милт. Это еще один из моих приступов. Чертовскую боль мне приносят звуки… Зачем слышать, спрашиваю я? Зачем слышать?
Милт: Невероятно! Не думал, что такое возможно.
Гарри: Да, это так. Посмотри на меня. Я - живой пример. Ты даже можешь… (притворяется немым, широко раскрывает рот, не произнося ни звука, и жестикулирует)
Милт (начинает выходить из себя): Гарри? Ты говоришь со мной, Гарри? Гарри, я не слышу тебя. Ты можешь говорить… (Гарри достает блокнот и карандаш, быстро пишет что-то в блокноте) О, Господи, только не это. (Милт смотрит на записку Гарри): Понимаю, Гарри. Я… дай-ка мне. (Милт берет карандаш и блокнот у Гарри и начинает писать): «Дорогой, Гарри. Мы не должны забывать, что, несмотря на…» (Гарри выхватывает карандаш из рук Милта. Милт не позволяет).
Милт (сердито): В конце концов, дай же мне дописать! (начинает  писать сначала).
Гарри: Я слышу тебя, Милт.
Милт: Ты слышишь?
Гарри: Когда это случается, я не могу говорить, но хорошо слышу. К чему слова, спрашиваю я вас. Слова пусты и ничего не значат. Они звенят, как галька в пустой консервной банке.
Милт: (кладет в карман блокнот и карандаш) Не знаю, что и сказать, Гарри.
Гарри: Что можешь ты сказать? Что плохо - то не хорошо, Милт. Я в тишине хочу покончить с этим! (достает из кармана куртки веревку с петлей, набрасывает петлю на шею, перебрасывает веревку через поперечину фонаря, пытается повеситься, подтягивая конец веревки).
Милт (вскакивает): Нет, нет, Гарри! Гарри, послушай меня! (хлопая в ладоши): Давай, убери это. (Гарри сползает по фонарному столбу и подавленно садится) Еще успеешь повеситься. (Милт снимает веревку с фонаря, одновременно выдергивая штырек из перекладины, так, что она закачалась) С тобой это происходит, потому что ты в таком состоянии, в котором … Потому что ты не узнал прелести жизни, которую дают деньги, власть, положение в обществе?
Гарри (снимает петлю с шеи, в отчаянии): Ах, Милт…
Милт (вместе сворачивают веревку): Давай-ка, убери ее подальше. Послушай, Гарри,  спроси себя: «Ну почему он взлетел так высоко, а я пал так низко?» Спроси себя. (Направляется к урне) Мы оба начинали одинаково: тебе даже было проще - у тебя были деньги, оставленные родителями. У меня же не было ничего, кроме рук и сообразительности. Когда другие спали, я работал. Когда другие говорили, что не получится, я шел и делал. (достает из урны уже знакомое пальто. Оно застегнуто на пуговицы, он стягивает воротник веревкой, наподобие мешка) Только благодаря старанию, самоуважению, настойчивости я и сделал самого себя.
Гарри (встает): Предки оставили мне несколько вонючих тыщонок, это правда, но, разве ты не помнишь, что я никогда с ними не жил, меня растили дед с бабкой, а это было сущим адом, верь мне, сущим адом!