Мы едем в Рио

ИЛЬФ. Тогда на основании этого же самого общежития, пожалуйста, освободите ее немедленно!

ШОР. Почему?

ИЛЬФ. Потому что я тоже член общества и тоже хочу прилечь!

ШОР. Наконец-то! Наконец-то мы с вами заговорили на одном языке! Не на языке пошлого писательского индивидуализма, а на интернациональном, пролетарском языке всех трудящихся! Поздравляю!

ИЛЬФ. Спасибо. Так как насчет кровати?

ШОР. Вот вы тоже хотите прилечь! А вы поработали?

ИЛЬФ. Поработал!

ШОР. Хорошо поработали?

ИЛЬФ. Могу вас заверить, я чрезвычайно хорошо поработал!

ШОР. Что ж, в таком случае… К вашим услугам все свободные кровати общества.

ИЛЬФ. Послушайте, я сейчас вызову милицию!

ШОР. Не надо, ибо я сам - милиция!

Шор встает, выходит из-за ширмы и оказывается на свету. Он средних лет. Благодаря кепке и шарфу улавливается некоторое внешнее сходство с Бендером.

ИЛЬФ. Шор! (Петрову) Женька, это же Шор! Вот это номер! (Обнимается с Шором)

ПЕТРОВ. Я сразу догадался. Кто еще может так нагло заваливаться в чужую кровать в кирзовых сапогах!

ШОР. Виноват, в нашем уголовном розыске нас культуре не обучали. Кстати, сапоги были на спинке, то есть вне кровати, если смотреть по проекции сверху. Видите?

ИЛЬФ. Ладно… А что у тебя с голосом?

ШОР. Охрип, Илюша. Осень, дожди… Сутки сидели в засаде…

ИЛЬФ. Я совсем не узнал тебя!

ШОР. Если б ты узнал, я бы тебя не разыгрывал.

ПЕТРОВ. (залу) Вот всегда он так! Ибо это человек, с которого мы списали Бендера! Благодаря ему мы будем прославлены в веках, а пока у нас безденежье, долги и полное отсутствие сигарет. В моей голове сидит дурацкий золотой портсигар, он застрял между мозговыми полушариями, между эмоциональным и рациональным. Он их давит и трет, и мешает мне думать.

ИЛЬФ. Давно ты нас ждешь? (показывает на рукопись) Прочесть успел?.. Ну как?..

Шор пожимает плечами.

ПЕТРОВ. Что, плохо?

ШОР. Нет, очень хорошо. Весело. Много смеялся.

ПЕТРОВ. Ну, а чего же ты мнешься?

ШОР. Ну, вы же сами знаете, что многое было не так. Во первых, у меня не было желтого пиджака, во вторых, у меня не было фуражки милиции города Киева. Тот мужчина был женщиной! И вообще, всё не так!

ИЛЬФ. Вот вредина!

ШОР. А вообще, читать можно… Если бы, конечно, не эти раздражающие подробности… Эти подробности… Их столько, что просто невозможно читать!

ИЛЬФ. Послушай, Остап, у тебя нет случайно какого-нибудь портсигара? Желательно золотого. Мы бы купили по дешевке.

ШОР. Знаете, я жалею, что все-таки не сыграл тогда с ними этот шахматный турнир… Ну чего мне стоило? Блистательнейший получился бы момент, господа присяжные заседатели! А я просто собрал деньги и смылся. Кстати, а почему Бендер?

ИЛЬФ. Так звали моего соседа, владельца мясной лавки.

ШОР. Спасибо, что хоть имя мне оставили.

ИЛЬФ. Остап? Пожалуйста.

ШОР. А почему Ибрагимович? Почему турок?

ПЕТРОВ. Просто.

ШОР. Остап-Сулейман-Берта-Мария Бендер… Шизофрения какая-то… Вы думаете, это будет кому-нибудь смешно?

ИЛЬФ. Начинается! Видишь, я же говорил - будет к мелочам цепляться!

ПЕТРОВ. Ну, а в целом, в целом-то как?

ШОР. В целом? Ничего… А что, обязательно было вводить всю эту дурацкую линию, с этим придурком Кисой, который гоняется за сокровищами, зашитыми в стульях? Мне кажется, всё это оттесняет меня на второй план. Вполне достаточно было бы просто описать мои приключения, в Васюках, во втором доме старсобеса, на теплоходе, и так далее, и назвать это, скажем “Моя жизнь…”