Небесное вино

Мой Дима, Дмитрий Николаевич Грохольский… он был последним мужчиной в моей жизни… нет, конечно, не в этом дело…  Я едва обратила на него внимание при первой встрече.
Даша. Вы всегда были высокомерной красавицей.
Полина. Тогда? Нет, обычной тёткой. Пребывала в тихой безнадёжности и раздражалась, если мне напоминали, что я женщина.
Люба. Не может быть!
Полина.  Я уже не работала переводчиком, меня с треском выгнали… Я осталась совсем одна. Преподавать язык не хотела, не могла, меня пугала необходимость быть на людях, как-то одеваться. Я влезла, как в гроб, в серый костюм в полосочку и постоянно куталась, пряталась в шерстяной платок,  зябла... Как меня раздражали люди… если на мне кто-нибудь останавливал взгляд, я еле сдерживалась, чтобы не накричать на этого любопытного. Мне некуда было деться от читателей, они доводили меня до исступления,  жизнерадостным идиотизмом и пытливостью. «Что они пытаются узнать?» - думала я. - «Что им дома не сидится». Даже мои сны были… пыльные, как никому ненужные подшивки старых журналов в библиотеке, где я работала… «Советский сахар» или «Артиллерийский журнал». Один раз, правда, мне приснилось… в новогоднюю ночь, после «Голубого огонька», что я работаю ассистенткой у иллюзиониста, меня пилят, жгут, давят, протыкают саблями, а я всё равно выхожу из всех передряг… в своём сером, в полоску костюмчике. Ещё один, действительно, кошмарный... Мне дали общественное поручение – написать объявление – «Не ставьте тележки на трассе контейнера». По трассе между полками двигались такие… щупальца, которые везли журналы читателям. Я никогда не умела ровно писать, намучилась с этим объявлением, не передать. И ночью мне приснилось, что я стою на  трассе, между стеллажами, не могу пошевелиться и ко мне со всех сторон ползут эти мерзкие железяки… Я познакомилась с Димой в кинотеатре, рядом с моим домом. Больше я никуда не ходила, отмечала там окончание очередной недели, приближение к пенсионному сроку. В 1975-м мне было 47, оставалось восемь лет, немало, но терпимо. Я перед сеансом забивалась в буфет. Он был отделён от фойе стёклами аквариума. Ничего там не подавали, конечно, и люди туда не заходили. Вообще этот д/к был задрипанный, зрителей набиралось с полторы дюжины, редко больше. Мне было абсолютно всё равно, что смотреть, любое варево. Один раз из упрямства пошла на документальное… «Визит президента Замбии в СССР». Там крутили одно и то же месяцами. Дима заговорил со мной в буфете. Потом мы вместе смотрели румынский фильм… «Последний патрон»…  Я помню свою мысль из той, пыльной жизни… Подумала, что в зеленом отсвете аквариума, я похожа на… какое-то океанское чудище. Хотя… нет, это не совсем точно, это уже не вполне принадлежало старой жизни, потому что я уже беспокоилась, как выгляжу. А в следующее мгновение меня… будто волной подняло к солнцу. Когда он умер, это чувство не исчезло, я хотела бы горевать безнадёжно, неистово, но что-то оставшееся во мне не позволяло. Вы… представьте себе такого человека, такое создание, о владении которым  вы даже и помыслить не можете. Всё равно, что владеть куском неба… Я  пришла к нему в больницу, зная, что он умирает. Хуже того, он дал мне понять, что не хочет и не может больше меня видеть. А я  решила показать, что моя жизнь тоже закончена. Вывокла на свет прежний костюмчик в полоску и нацепила платок.

Площадка - больница.