Небесное вино

Прозрачный занавес раздвигается, открывая третью, последнюю игровую площадку прошлого - интерьер больничного коридора, вернее, разумеется, фрагмент его. Потёртый диван рядом с постом дежурной медсестры. Мы видим Джо, одетую, как только что описала Полина, с хозяйственной сумкой в руках. Полина (Джо) не видит, как появляется из темноты Дмитрий Николаевич Грохольский. Он в больничной пижаме, горло повязано шарфом.
Д.Н. (Хрипло) Полина! Полина!
Полина не слышит,  Д.Н. подходит к дивану, где сидит Полина.
Д.Н. Полина,  как бы вас рассмотреть. Темно…

У навеса.
Полина. Он часто говорил мне «вы».  Иногда  звал меня… Поликсеной.

Площадка – больница.
Полина поднимается с дивана, теперь она ближе к свету от лампы на столе дежурной сестры.
Д.Н. Помню этот прелестный костюмчик, ты не носила его последние четыре года. Что-то должно… символизировать?
Полина. Пока ты болен, я не хочу одеваться. (Усаживает его на диван и садится сама.)
Д.Н. Какая связь, Поликсена. Болен я, ещё что-то случилось, а вы всё равно великолепны.  Это факт. А оформлять собой жизненные коллизии – неправильно. Против природы, фальшиво. (Улыбается.) Глубокая мысль, правда?
Полина. Дима, когда приду домой, обязательно впишу это в твои тетради.

У навеса.
Полина. Дима, уже на пенсии, принялся сочинять  философский трактат. Название было «О человеческих нравах». Когда его положили в госпиталь, я развила бурную деятельность, печатала ночами и рассылала его по разным издательствам.

Площадка-больница.
Д.Н. Полина, я не прошу тебя выбрасывать, сжигать эти тетради  исключительно потому, что когда-нибудь тебе придёт в голову, что ты обобрала таким образом неразумное человечество, знаю, будешь себя пилить… Издавать тоже не стоит.
( Д.Н. тяжело дышать.)
Полина. (Вынимает из сумки термос) Шиповник , Дима.
Д.Н. (Пьёт) Сильной вышла только глава, что мы создали на Селигере. Прав  поэт, уверяя, что всё лучшее написано человечеством  в любовном угаре. Помнишь, как я  прыгал от тебя к чернильнице. Ты  обижалась?  Скажи честно.
Полина. Я… ничуть, ты что… (Внезапно громко рыдает в голос.) Дима, я не смогу без тебя, я не хочу жить без тебя, не уходи, позволь мне остаться в больнице… (Также внезапно замолкает, с тревогой смотрит на спокойный профиль  Д.Н.) Мой любимый… (Крепко обнимает его.)
Д.Н. Ты меня задушишь.
Полина. Ой, извини, прости меня, прости.
Д.Н. Эгоизм, наверное… Я знаю, что буду чувствовать твоё присутствие, пока жив, а, может быть, кто знает и чуть дольше… Всё, что делается после, вокруг смерти, пока не очень хорошо продумано людьми.  Я не могу запретить друзьям  отужинать по этому поводу и произнести установленные слова… я, знаешь, очень их люблю, но тебя-то я люблю иначе,  неизмеримо больше. Почему ты хочешь расстаться со мной и встретиться во время этой церемонии с чем-то совершенно другим.
Полина. Дима… Я… Скажи мне про книгу. Я печатала ночами, я разослала её повсюду, её обязательно опубликуют, она такая остроумная, я хохотала, как сумасшедшая, пока печатала.
Д.Н. Знаешь, ко мне очень хорошо относятся здесь.
Полина. Особенно медсёстры, я заметила, сегодня изучали меня, будто музейный экспонат.
Д.Н. Неудивительно, ты так замаскировалась, что они просто не узнали тебя. Милая, сними этот платочек.
Полина снимает платок.
Д.Н. Вот спасибо. (Забирает платок) На улице холодно?
Полина. Ты что, ужасная жара… Под тридцать градусов.
Д.Н. Я не очень хорошо чувствую внешнюю температуру.  Снимай пиджак.