Небесное вино

Полина снимает пиджак,  Д.Н. забирает его и откладывает в сторону.
Д.Н. Позвольте, Поликсена вашему старцу…
Д.Н. вынимает шпильки из волос Полины, и они свободно падают на плечи. Автор смеет остановить внимание на этом моменте. Дело в том, что и Джо на протяжении всей пьесы, иначе чем Полина в этой истории, но сильно «задрапирована»: очки, одежда полностью скрывающая тело, словом, всё в этом направлении, что подскажет фантазия художника и актрисы. Таким образом, в это мгновение, как бы изменяются две женщины.
Д.Н. (Расстёгивая верхнюю пуговицу на блузе Полины, с сожалением.) Придётся на этом остановиться.
Полина. Я думала, ты меня совсем разденешь.
Д.Н. Ты ведь не замерзнёшь так на улице?
Полина. Дима, не гони меня.
Д.Н. Раньше тебе нравилось, что я всё решаю.  Почему сегодня… это важный день, ты намерена сделать по-своему? Нелогично.
Полина. Ты философ… ты… (Вскакивает с дивана) Старый упрямый осёл, я сделаю по-своему, не уйду отсюда. А если умрёшь, знай, что я приду на похороны. (Замирает, заткнув кулаком рот.) Дима, прости, я сделаю всё, как ты хочешь. Я, я верю в чудо. Я смотрю на тебя… ты такой живой… самые безнадёжные больные выздоравливают.
Д.Н. Полина… Полина…
Полина. (Возвращается к  Д.Н.) Хорошо, ты уйдёшь в палату, а я тихонечко посижу в коридоре.
Д.Н. Ты не умеешь тихонечко. Давай о книге…
Полина. (Пытается успокоиться) Да, давай решим насчёт книги…
Д.Н. Когда меня не будет и останутся просто слова на бумаге, они приобретут совершенно иной смысл. Кто-нибудь просто не поверит, скажет: врёт он всё, жил он совсем иначе. Или стараться будет… А заставь дурака… сама понимаешь. Шиповник твой вкусный…  нектар, небесное вино… Знаешь, я с таким изумлением ловлю… чувствую как прилипают ко мне соболезнующие взгляды сестричек или моих соседей…
Полина. Димочка, не радоваться же они должны тому, что ты болен…
Д.Н. Я жив, а они смотрят на меня с тем же укором, с каким взирают на любое уже бездыханное тело. Это абсурд, но абсурд всеобщий, которого я не могу принять, и уже поэтому я – никудышный философ. Причём, не думайте, Поликсена, что я наивен. Я знаю и цену некоторым сердечным взглядам. Мой сосед справа, здоровенный мужик, на самом деле… в его участливости ровно половина, если не больше страха. «Когда-нибудь, я буду также лежать пластом…» Страха… Я ещё жив, а он умирает всем своим тучным телом, мозгами, душой всякий раз, когда пялится на меня. Я пробовал с ним говорить… бесполезно. Если душа у человека живёт в кишках… Видишь, злобствую, от глупости и беспомощности, неспособности понять. Они ждут, когда… я закричу в голос, прокляну своё нынешнее состояние, а вместе с ним и всю жизнь. Тогда они бросятся меня утешать и сами утешатся. Налей ещё. Мне кажется,  хмелею, представляешь?
Полина наливает отвар,  Д.Н. пьёт, справляется с дыханием.
Вот какая петрушка… Они понять не могут, как так вышло, что я жил счастливо. Не выходит ни по каким расчётам. Другой сосед мой, умница, кстати, припомнил все исторические катаклизмы, правителей – негодяев… не сходится у него. Если говорит, вы радовались  жизни, зная, что происходило в стране, что делали с людьми, то вы… Я продолжил за него: я сам, получается порядочный негодяй. Только отмечу… в скобках, правители приличными людьми не бывают, им противопоказано.
Полина. Ты волнуешься, Дима, тебе вредно. Они тебя допекают, я пойду и скажу, чтобы не смели приставать с глупыми расспросами…