Понедельник после чуда

ДЖОН (сразу). Заткнись! (Протягивает АННИ свой стакан). Выпей и успокойся! Что произошло? Мы только поцеловались разок!..
АННИ. Всего-то?
ДЖОН. Всего-то!
АННИ резко поворачивается, замахивается, ДЖОН пытается отвернуться, расплескивает виски.
Тпру! Осторожнее! Это же живительная влага!
АННИ. Сегодня поцеловались разок, а завтра? Что – завтра? А? (Яростно, ХЭЛЕН). Говори, слышишь! Ты хочешь Джона?
ХЭЛЕН. Нет. Нет. Не сейчас. Нет.
АННИ (ДЖОНУ). Ты хочешь Хэлен?
ДЖОН. Господь всем нам дал и душу и тело...
АННИ. Отвечай: да или нет? Да или нет?
ДЖОН. И да и нет.
АННИ. Все равно – бери ее! На, получай! (Она толкает ХЭЛЕН к ДЖОНУ).
ХЭЛЕН. Что? Что?..
АННИ поднимается к себе в комнату.
ДЖОН. Анни!
ПИТ берет ХЭЛЕН за руку, она вся дрожит.
ХЭЛЕН. Это вы? Здесь? Тоже здесь?
ПИТ. Нет. До свидания! (Отпускает руку ХЭЛЕН, поворачивается, выплескивает содержимое своего стакана в лицо ДЖОНУ). Скотина! Вот ты кто? Понял? Ско-ти-на! (Уходит).
ДЖОН. Ура! Аплодисменты! (ХЭЛЕН). Вот так – мы попали в немилость! Общество отвернулось от нас!
ХЭЛЕН. Как вы можете сейчас шутить?
Но ДЖОН уже на лестнице – навстречу ему спускается АННИ, она в ночной сорочке, с зубной щеткой в руках.
ДЖОН. Прости меня.
ХЭЛЕН. Разве можно смеяться над тем, что мы сотворили? (Она пригубливает стакан, который вручил ей перед тем, как подняться на лестницу, ДЖОН). Разве можно?!
АННИ (выхватывает из ее рук стакан). Запомни – она никогда ничего не пьет! Ни капли!
АННИ быстро поднимается к себе, выходит с сумкой, набитой вещами, лихорадочно заталкивает в сумку все новые и новые вещи.
ХЭЛЕН. Учительница!
ДЖОН (АННИ). Послушай, я же сказал – прости меня!
АННИ. Значит, запоминай: во-первых, она не пьет, во-вторых, потрудись передать своей подопечной последнее послание от меня.
ДЖОН. Моя подопечная?
АННИ. Зачем она тебе по крохотным кусочкам? Возьми ее всю, сразу! Что растягивать удовольствие? Хотя ты же обожаешь...
ХЭЛЕН (перебивая). Где вы? Где вы?
АННИ. Скажи ей, что, начиная с сегодняшнего вечера...
ДЖОН. Чего ты несешь?
АННИ (кричит). Скажи ей, что отныне она принадлежит тебе двадцать четыре часа в сутки! Надзиратель покидает тюрьму! Заключенные свободны для счастья и любви!
ДЖОН. О, господи! Куда ты собираешься?
АННИ. В Китай! Где мое пальто? Где мое пальто?
ХЭЛЕН (доведенная до полного отчаяния). Где вы? Что происходит? Что?
АННИ. Скажи ей!
ДЖОН. Она говорит, что уходит... от нас.
АННИ. Сегодня я переночую у доктора! Дом и ночь в вашем распоряжении!
ДЖОН. Остановись же! Ты совершенно невменяемая!
ХЭЛЕН. Учительница!
АННИ. Невменяемая? Я? Боже правый!
ХЭЛЕН. Учительница!
АННИ. Дай же мне выдержки, господи, я молю тебя, дай мне... Где мое пальто?!
ДЖОН. В кладовке!
АННИ идет к кладовке, ХЭЛЕН ощупью движется за ней.
ХЭЛЕН. Учительница!
ДЖОН. Ее нет здесь! Нет! (Кладет руку ей на плечо). Понимаешь, нет!
ХЭЛЕН сбрасывает его руку и вдруг кричит нечеловеческим голосом. Все в нем, в этом крике: и боль, и любовь, страх. Подходит к кушетке, падает, тут же поднимается.
ХЭЛЕН (повторяя, как заведенная). Учительница... Учи­тельница... Учительница...
Входит АННИ, она уже в пальто.
ДЖОН. Что же мне делать?
АННИ. Хоть тебе – совладать с собой.
Идет к двери, ДЖОН бросается за ней, успевает схватить ее за руку у самого порога.
ДЖОН. Ты не можешь оставить этот дом!
АННИ. Но один из нас должен сделать это! Может быть – ты?
ДЖОН. Я клянусь тебе! Клянусь!
АННИ. Или мы с тобой вышвырнем вон Хэлен?