Психология эмоций 2

' вении из зоны досягаемости наших органов чувств и наших действий, а наряду с этим — в нашей собственной недоступности его орга­нам чувств. Это означает отсутствие данного объекта, его удаление от нас. Присутствие и отсутствие вообще представляют собой фун­даментальные психологические явления, о которых психологи вспо­минают пока довольно редко. (...)
В общем случае мы осуществляем удаление объекта путем особо­го поведения, обратного предыдущему. Вместо того чтобы прибли­жаться к объекту, мы идем или бежим в противоположном ему на­правлении — это поведение бегства, весьма типичное для страха. В отдельных случаях удаление объекта может происходить посредством более специальных действий, являющихся точной противополож­ностью действий, которые побуждает нас совершить объект. Мы вы­плевываем яблоко, вместо того чтобы его съесть; вместо того чтобы что-то у человека попросить, сами даем ему это; вместо поглажива­ния собаки ударяем ее или даже убиваем, что снова является одним из вариантов бегства. Это неотъемлемые установки страха — прекра­тить характерное для объекта действие и осуществить обратный ему акт, убежать от объекта, вместо того чтобы к нему приблизиться.
Каким же образом эти связанные со страхом установки начинают в случае страха действия относиться не к объектам, но к самим дей­ствиям? Этот момент редко понимается правильно. Прежде всего, в каждом случае страха действия имеет место прекращение действия. На факт существования у больных меланхолией задержки действия указывалось уже неоднократно, но едва ли его можно считать объяс­ненным.
Из того, что действие становится невозможным, не следует, что оно исчезает; оно сдерживается самим пациентом, не желающим больше есть, гулять или говорить. В случае всевозможных фобий, представляющих собой более определенные и четко локализованные, чем меланхолия, варианты страха действия, пациент также прекра­щает работать, ходить, есть или говорить. Переставая выполнять определенное действие, он знает, какое именно действие он отказы­вается выполнять. Меланхолик, в отличие от этого, подавляет целое множество действий и, что еще более существенно, не может точно сказать, что это за действия. В этом подавлении действия мне хочется подчеркнуть одну существенную характеристику — оно относится не только ко всему действию в целом, но также к самому его началу, к легчайшему намеку на действие. И поскольку желание представля­ет собой не что иное, как начало действия, более или менее осложненное связанными с ним усилиями, рассматриваемые пациен­ты отказываются от своих желаний и подавляют их в той мере, в какой это оказывается в их власти. Невротик не только отказывается есть, но утверждает, что ему и не надо есть, так как у него нет аппети­та и он не голоден. Пациент, страдающий от причудливой болезни, называемой эреутофобией, т. е. страхом покраснения в присутствии публики (являющимся патологическим преувеличением застенчи­вости), теряет всякое желание общаться с людьми. Случаями мелан­холии и страха действия являются также и многие формы аскетизма.
14—Зак. 1355
197
Это подавление желания, о котором мы сейчас говорим, представля­ет собой весьма важный момент, ибо оно несет ответственность за тот факт, что наши пациенты не способны более представить себе какое бы то ни было удовлетворение или утешение за то, что будущее видится им в качестве сплошного мрака. «У меня нет больше иных желаний кроме тех, которые сразу же представляются преступными и отвратительными».