Работа актера над собой 2

– Вернее, мой ум! – поправил Аркадий Николаевич. – Но ведь и ваш ум мог бы сделать то же и стать полководцем в творческом процессе. Если так, то второй полководец нашелся. Это – ум (интеллект).
Теперь поищем, нет ли третьего полководца. Переберем все элементы. Может быть, это чувство правды и вера в нее? Если да, то – поверьте, и пусть сразу заработает весь ваш творческий аппарат, как это бывает при возбуждении чувства.
– Во что же поверить? – спрашивали ученики.
– Почем я знаю?.. Это ваше дело.
– Сначала нужно создать «жизнь человеческого духа», а уж после верить ей, – заметил Паша.
– Значит, чувство правды и вера в нее не являются полководцами, которых мы ищем. Так, может быть, это общение и приспособление? – спросил Аркадий Николаевич.
– Чтоб общаться, надо прежде создать те чувства и мысли, которые можно отдавать другим.
– Верно. Значит, они тоже не являются полководцами!
– Куски и задачи!
– Дело не в них, а в живых хотениях и стремлениях воли, которые создают задачи, – объяснял Аркадий Николаевич. – Вот если эти хотения и стремления воли могут возбудить весь творческий аппарат артиста и управлять его психической жизнью на сцене, то…
– Конечно, могут!
– Если так, то, значит, найден третий полководец. Это – воля. Таким образом, оказывается, что у нас три полководца, а именно: – Аркадий Николаевич указал на висевший перед нами плакат и прочел его первую надпись:
УМ, ВОЛЯ И ЧУВСТВО.
Они являются «двигателями нашей психической жизни».
Урок кончили; ученики стали расходиться, но Говорков заспорил:
– Извините, пожалуйста, почему же нам до сих пор ничего не говорили о роли ума и воли в творчестве, а вместо них прожужжали уши чувством!
– По вашему мнению, я должен был подробно говорить вам одно и то же о каждом из двигателей психической жизни? Так, что ли? – не понимал Торцов.
– Нет, почему же одно и то же, – возражал Говорков.
– А как же иначе? Члены триумвирата – неразъединимы, поэтому, говоря о первом из них, невольно касаешься второго и третьего; говоря о втором, упоминаешь и о первом и о третьем, а говоря о третьем, думаешь о первых двух. Разве вы стали бы слушать такие повторения одного и того же?
В самом деле: допустите, что я вам говорю о творческих задачах, об их делении, о выборе, о наименовании и прочем. Разве в этой работе не участвует чувство?
– Конечно, участвует! – подтвердили оставшиеся ученики.
– А разве воля чужда задачам? – вновь спрашивал Аркадий Николаевич.
– Нет, не чужда, а, напротив, имеет к ним непосредственное отношение, – решили мы.
– Если так, то, говоря о задачах, мне пришлось бы повторить о них почти все то, что я уже сказал, когда говорил о чувстве.
– А разве ум не участвует в создании задач?
– Участвует как в делении, так и в процессе их наименования, – решили ученики.
– Если так, то мне пришлось бы говорить одно и то же о задачах в третий раз. Так благодарите же меня за то, что я щадил ваше терпение и берег время.
Тем не менее, доля правды есть в упреках Говоркова. Да, я допускаю перегиб в сторону эмоционального творчества и делаю это не без умысла, потому что другие направления искусства слишком часто забывали о чувстве. Слишком много у нас рассудочных актеров и сценических созданий, идущих от ума! И в то же время слишком редко встречается у нас подлинное, живое эмоциональное творчество. Все это заставляет меня с удвоенным вниманием относиться к чувству, немного в ущерб уму.